Бессмертия у смерти не прошу.
Испуганный, возлюбленный и нищий, —
но с каждым днем я прожитым дышу
уверенней и сладостней и чище.

Как широко на набережных мне,
как холодно и ветрено и вечно,
как облака, блестящие в окне,
надломленны, легки и быстротечны.

И осенью и летом не умру,
не всколыхнется зимняя простынка,
взгляни, любовь, как в розовом углу
горит меж мной и жизнью паутинка.

И что-то, как раздавленный паук,
во мне бежит и странно угасает.
Но выдохи мои и взмахи рук
меж временем и мною повисают.

Да. Времени — о собственной судьбе
кричу все громче голосом печальным.
Да. Говорю о времени себе,
но время мне ответствует молчаньем.

Лети в окне и вздрагивай в огне,
слетай, слетай на фитилечек жадный.
Свисти, река! Звони, звони по мне,
мой Петербург, мой колокол пожарный.

Пусть время обо мне молчит.
Пускай легко рыдает ветер резкий
и над моей могилою еврейской
младая жизнь настойчиво кричит.

Нет, мы не стали глуше или старше.
Мы говорим слова свои, как прежде.
И наши пиджаки темны́ всё так же.
И нас не любят женщины всё те же.

И мы опять играем временами
В больших амфитеатрах одиночеств.
И те же фонари горят над нами,
Как восклицательные знаки ночи.

Живём прошедшим, словно настоящим,
На будущее время непохожим,
Опять не спим и забываем спящих,
А также дело делаем всё то же.

Храни, о юмор, юношей весёлых
В ночных круговоротах тьмы и света
Великими для славы и позора
И добрыми для суетности века.

Иосиф Бродский

Я дважды пробуждался этой ночью
и брел к окну, и фонари в окне,
обрывок фразы, сказанной во сне,
сводя на нет, подобно многоточью
не приносили утешенья мне.

Ты снилась мне беременной, и вот,
проживши столько лет с тобой в разлуке,
я чувствовал вину свою, и руки,
ощупывая с радостью живот,
на практике нашаривали брюки

и выключатель. И бредя к окну,
я знал, что оставлял тебя одну
там, в темноте, во сне, где терпеливо
ждала ты, и не ставила в вину,
когда я возвращался, перерыва

умышленного. Ибо в темноте —
там длится то, что сорвалось при свете.
Мы там женаты, венчаны, мы те
двуспинные чудовища, и дети
лишь оправданье нашей наготе.

В какую-нибудь будущую ночь
ты вновь придешь усталая, худая,
и я увижу сына или дочь,
еще никак не названных, — тогда я
не дернусь к выключателю и прочь

руки не протяну уже, не вправе
оставить вас в том царствии теней,
безмолвных, перед изгородью дней,
впадающих в зависимость от яви,
с моей недосягаемостью в ней.

Иосиф Бродский

ЛЮБОВЬ

Переживи всех 
Переживи вновь, 
словно они — снег, 
пляшущий снег снов. 
Переживи углы. 
Переживи углом. 
Перевяжи узлы 
между добром и злом. 
Но переживи миг. 
И переживи век. 
Переживи крик. 
Переживи смех. 
Переживи стих. 
Переживи всех.

Иосиф Бродский

СОНЕТ

Прощай,
Позабудь
И не обессудь.
А письма сожги,
Как мост.
Да будет мужественным
твой путь,
да будет он прям и прост.
Да будет во мгле
для тебя гореть
звездная мишура,
да будет надежда
ладони греть
у твоего костра.
Да будут метели,
снега, дожди,
и бешеный рев огня,
да будет удач у тебя впереди
больше, чем у меня.
Да будет могуч и прекрасен
бой,
гремящий в твоей груди.
Я счастлив за тех,
которым с тобой, может быть,
по пути.

Иосиф Бродский

Я вас любил. Любовь еще (возможно,
что просто боль) сверлит мои мозги.
Все разлетелось к черту на куски.
Я застрелиться пробовал, но сложно
с оружием. И далее: виски:
в который вдарить? Портила не дрожь, но
задумчивость. Черт! Все не по-людски!

Я вас любил так сильно, безнадежно,
как дай вам Бог другими — но не даст!
Он, будучи на многое горазд,
не сотворит — по Пармениду — дважды
сей жар в крови, ширококостный хруст,
чтоб пломбы в пасти плавились от жажды
коснуться — «бюст» зачеркиваю — уст!

Иосиф Бродский

11 советов в трудную минуту от Иосифа Бродского 

Жить просто: надо только понимать, что есть люди, которые лучше тебя. Это очень облегчает жизнь. 

Потерять независимость много хуже, чем потерять невинность. 

Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы: историю, государство, начальство, расу, родителей, фазу луны, детство, несвоевременную высадку на горшок и т. д. В момент, когда вы возлагаете вину на что-то, вы подрываете собственную решимость что-нибудь изменить. 

Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека всегда можно. 

Старайтесь не обращать внимания на тех, кто попытается сделать вашу жизнь несчастной. Таких будет много — как в официальной должности, так и самоназначенных. Терпите их, если вы не можете их избежать, но, как только вы избавитесь от них, забудьте о них немедленно. 

Самая надежная защита против зла состоит в крайнем индивидуализме, оригинальности мышления, причудливости, даже — если хотите — эксцентричности. То есть в чем-то таком, что невозможно подделать, сыграть, имитировать; в том, что не под силу даже прожженному мошеннику. 

Одиночество учит сути вещей, ибо суть их тоже одиночество. 

В жизни, в поведении своем я всегда исходил из того: как получается — так и получается. Впоследствии — если грамматически такое время вообще существует — все, в общем, станет более или менее на свои места. 

Люди вышли из того возраста, когда прав был сильный. Для этого на свете слишком много слабых. Единственная правота — доброта. От зла, от гнева, от ненависти — пусть именуемых праведными — никто не выигрывает. Условия существования слишком тяжелы, чтобы их еще усложнять. 

Знаю по своему опыту, что чем меньше информации получает твой мозг, тем сильнее работает воображение. 

Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.

Знаменитый "Список Бродского" - литература, обязательная к прочтению - «просто чтобы с вами было о чем разговаривать». Рассчитан на два года вдумчивого чтения. 

Обязательно сохраните себе на стене и приступайте к его освоению! 

«Бхагавад гита» 
«Махабхарата» 
«Гильгамеш» 
«Ветхий Завет» 
Гомер. «Илиада», «Одиссея» 
Геродот. «История» 
Софокл. Пьесы 
Эсхил. Пьесы 
Еврипид. Пьесы: «Ипполит», «Вакханки», «Электра», «Финикиянки» 
Фукидид. «История Пелопоннесской войны» 
Платон. «Диалоги» 
Аристотель. «Поэтика», «Физика», «Этика», «О душе» 
Александрийская поэзия 
Лукреций. «О природе вещей» 
Плутарх. «Жизнеописания» 
Вергилий. «Энеида», «Буколики», «Георгики» 
Тацит. «Анналы» 
Овидий. «Метаморфозы», «Героиды», «Наука любви» 
Новый Завет 
Светоний. «Жизнеописания двенадцати цезарей» 
Марк Аврелий, Катулл, Гораций, Эпиктет, Аристофан 
Элиан. «Пестрые истории», «О природе животных» 
Аполлодор. «Аргонавтика» 
Пселл. «Жизнеописание правителей Византии» 
Гиббон. «История упадка и разрушения Римской империи» 
Плотин. «Эннеады» 
Евсевий. «Церковная история» 
Боэций. «Об утешении философией» 
Плиний Младший. «Письма» 
Византийские стихотворные романы 
Гераклит. «Фрагменты» 
Августин. «Исповедь» 
Фома Аквинский. «Summa Theolo qica» 
Св. Франциск. «Цветочки» 
Николло Маккиавели. «Государь» 
Данте. «Божественная комедия» 
Франко Саккетти. Новеллы 
Исландские саги 
Шекспир. «Антоний и Клеопатра», «Гамлет», «Макбет», «Генрих IV» 
Рабле, Бэкон, Мартин Лютер, Кальвин, Декарт 
Монтень. «Опыты» 
Сервантес. «Дон Кихот» 
«Песнь о Роланде», «Беовульф» 
Бенвенуто Челлини 
Генри Адамс. «Воспитание Генри Адамса» 
Гоббс. «Левиафан» 
Паскаль. «Мысли» 
Мильтон. «Потерянный рай» 
Джон Донн, Эндрю Марвелл, Джордж Херберт, Ричард Крошоу 
Спиноза. «Трактаты» 
Стендаль. «Пармская обитель», «Красное и черное», «Жизнь Анри Брюлара» 
Свифт. «Путешествие Гулливера» 
Лоренс Стерн. «Тристрам Шэнди» 
Шодерло де Лакло. «Опасные связи» 
Монтескье. «Персидские письма» 
Локк. «Второй трактат о правительстве» 
Адам Смит. «Благосостояние наций» 
Лейбниц, Юм, Тексты федералистов 
Кант. «Критика чистого разума» 
Кьеркегор. «Страх и трепет», «Или — или», «Философские фрагменты» 
Достоевский. «Записки из подполья», «Бесы» 
Гёте. «Фауст», «Итальянское путешествие» 
Токвиль. «О демократии в Америке» 
Де Кюстин. «Путешествие наших дней (Империя царя)» 
Эрик Ауэрбах. «Мимезис» 
Прескотт. «Лабиринт одиночества» 
Карл Поппер. «Логика научного открытия», «Открытое общество и его враги» 
Элиас Канетти. «Толпа и власть» 

Поэзия, рекомендованная к прочтению 

Английская/ американская: Роберт Фрост, Томас Харди, Уильям Батлер Йейтс, Томас Стернз Элиот, Уистен Хью Оден, Марианна Мур, Элизабет Бишоп. 

Немецкая: Райнер Мария Рильке, Георг Тракль, Петер Хухель, Ингеборг Бахман, Готфрид Бенн. 

Испанская: Антонио Мачадо, Федерико Гарсиа Лорка, Луис Сернуда, Рафаэль Альберти, Хуан Рамон Хименес, Октавио Пас. 

Польская: Леопольд Стафф, Чеслав Милош, Збигнев Херберт, Вислава Шимборска. 

Французская: Гийом Аполлинер, Жюль Сюпервьель, Пьер Реверди, Блез Сандрар, Макс Жакоб, Франсис Жамм, Андре Френо, Поль Элюар, Виктор Сегален, Анри Мишо. 

Греческая: Константин Кавафис, Йоргос Сеферис, Яннис Рицос. 

Голландская: Мартинус Нейхоф. «Аватар». 

Португальская: Фернандо Пессоа, Карлос Друммонд де Андрад. 

Шведская: Гуннар Экелёф, Харри Мартинсон, Вернер Аспенстром, Тумас Транстрёмер. 

Русская: Марина Цветаева, Осип Мандельштам, Анна Ахматова, Борис Пастернак, Владислав Ходасевич, Велимир Хлебников, Николай Клюев, Николай Заболоцкий.

Я памятник воздвиг себе иной!

К постыдному столетию — спиной.
К любви своей потерянной — лицом.
И грудь — велосипедным колесом.
А ягодицы — к морю полуправд.

Какой ни окружай меня ландшафт,
чего бы ни пришлось мне извинять, —
я облик свой не стану изменять.
Мне высота и поза та мила.
Меня туда усталось вознесла.

Ты, Муза, не вини меня за то.
Рассудок мой теперь, как решето,
а не богами налитый сосуд.
Пускай меня низвергнут и снесут,
пускай в самоуправстве обвинят,
пускай меня разрушат, расчленят, —

в стране большой, на радость детворе
из гипсового бюста во дворе
сквозь белые незрячие глаза
струей воды ударю в небеса.

Бежать, бежать через дома и реки.
И всё твердить - мы вместе и навеки,
Останься здесь и на плече повисни,
На миг вдвоём посередине жизни.

И шум ветвей, как будто шорох платья,
И снег летит и тишина в квартире,
И горько мне теперь твоё объятье,
Соединенье в разобщённом мире.

Нет-нет, не плачь, ты всё равно уходишь.
Когда-нибудь ты всё равно находишь
У Петроградских тарахтящих ставней
Цветов побольше у ограды давней.

И только жизнь меж нас легко проходит
И что-то вновь из наших душ уходит,
И шумный век гудит, как пароходик,
И навсегда твою любовь увозит.

Бежит река и ты бежишь вдоль берега,
И быстро сердце устаёт от бега,
И снег кружит у петроградских ставней,
Взмахни рукой - теперь ты всё оставил.

Нет-нет, не плачь, когда других находят,
Пустой рассвет легко в глаза ударит,
Нет-нет, не плачь, что жизнь проходит
И ничего тебе совсем не дарит.

Всего лишь жизнь. Ну вот, отдай и это,
Ты так страдал и так просил ответа,
Спокойно спи. Здесь не разлюбят, не разбудят,
Как хорошо, что ничего взамен не будет.

Иосиф Бродский

Пора давно за все благодарить,
за все, что невозможно подарить
когда-нибудь, кому-нибудь из вас
и улыбнуться, словно в первый раз
в твоих дверях, ушедшая любовь,
но невозможно улыбнуться вновь.
Прощай, прощай — шепчу я на ходу,
среди знакомых улиц вновь иду,
подрагивают стекла надо мной,
растет вдали привычный гул дневной,
а в подворотнях гасятся огни.
— Прощай, любовь, когда-нибудь звони.
Так оглянись когда-нибудь назад:
стоят дома в прищуренных глазах,
и мимо них уже который год
по тротуарам шествие идет.

Иосиф Бродский

«Всячески избегайте приписывать себе статус жертвы».

Публикуем отрывок из знаменитой речи Иосифа Бродского, которую он произнес на стадионе в декабре 1988 года перед выпускниками Мичиганского университета. Тогда критики посчитали ее «неуместной», «политически некорректной», а кое-кто умудрился усмотреть в ней даже расизм. Но Бродский — вне предубеждений, времени и пространства.

1. Сосредоточьтесь на точности вашего языка. Старайтесь расширять свой словарь и обращаться с ним так, как вы обращаетесь с вашим банковским счетом. Уделяйте ему много внимания и старайтесь увеличить свои дивиденды.
Цель в том, чтобы дать вам возможность выразить себя как можно полнее и точнее. Одним словом, цель — ваше равновесие. Ибо накопление невыговоренного, невысказанного должным образом может привести к неврозу.
Чтобы этого избежать, не обязательно превращаться в книжного червя. Надо просто приобрести словарь и читать его каждый день, а иногда — и книги стихов. Они достаточно дешевы, но даже самые дорогие среди них стоят гораздо меньше, чем один визит к психиатру.

2. Старайтесь быть добрыми к своим родителям. Если это звучит слишком похоже на «Почитай отца твоего и мать твою», то прошу прощения. Я лишь хочу сказать: старайтесь не восставать против них, ибо, по всей вероятности, они умрут раньше вас, так что вы можете избавить себя по крайней мере от этого источника вины, если не горя.
Если вам необходимо бунтовать со всеми этими «я-не-возьму-у-вас-ни-гроша», бунтуйте против тех, кто не столь легко раним. Родители — слишком близкая мишень (так же, впрочем, как братья, сестры, жены или мужья). Дистанция такова, что вы не можете промахнуться.

3. Старайтесь не слишком полагаться на политиков. Не столько потому, что они неумны или бесчестны, как чаще всего бывает, но из-за масштаба их работы, который слишком велик даже для лучших среди них. Они могут несколько уменьшить социальное зло, но не искоренить его. Каким бы существенным ни было улучшение, с этической точки зрения оно всегда будет пренебрежимо мало, потому что всегда будут те, — хотя бы один человек, — кто не получит выгоды от этого улучшения.
Мир несовершенен. Золотого века никогда не было и не будет. В свете этого — или, скорее, в потемках — вы должны полагаться на собственную домашнюю стряпню, то есть управлять миром самостоятельно. Но даже в пределах вашего собственного пирога вы должны приготовиться к тому, что вам, по всей вероятности, придется отведать в равной мере и благодарности, и разочарования.

4. Старайтесь быть скромными. Уже и сейчас нас слишком много — и очень скоро будет много больше. Это карабканье на место под солнцем обязательно происходит за счет других. То, что вам приходится наступать кому-то на ноги, не означает, что вы должны стоять на их плечах. Так что, если вы хотите стать богатыми, или знаменитыми, или и тем и другим, — в добрый час, но не отдавайтесь этому целиком.
Всегда помните, что рядом с вами всегда кто-то есть — ближний. Никто не просит вас любить его, но старайтесь не слишком его беспокоить и не делать ему больно. На худой конец, постарайтесь вспомнить, из какого далека — от звезд, из глубин Вселенной, возможно, с ее противоположного конца — пришла просьба не делать этого, равно как и идея возлюбить ближнего, как самого себя.

5. Всячески избегайте приписывать себе статус жертвы. Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы: историю, государство, начальство, расу, родителей, фазу луны, детство, несвоевременную высадку на горшок — меню обширное и скучное.
В момент, когда вы возлагаете вину на что-то, вы подрываете собственную решимость что-нибудь изменить и увеличиваете вакуум безответственности, который так любят заполнять демоны и демагоги, ибо парализованная воля — не радость для ангелов.
Вообще, старайтесь уважать жизнь не только за ее прелести, но и за ее трудности. Они составляют часть игры, и хорошо в них то, что они не являются обманом. Всякий раз, когда вы в отчаянии или на грани отчаяния, когда у вас неприятности или затруднения, помните: это жизнь говорит с вами на единственном хорошо ей известном языке.

6. Умейте прощать. Мир, в который мы вступили, не имеет хорошей репутации. Это не милое местечко, как вы вскоре обнаружите, и я сомневаюсь, что оно станет намного приятнее к тому времени, когда вы его покинете.
Однако это единственный мир, имеющийся в наличии: альтернативы не существует, а если бы она и существовала, то нет гарантии, что она была бы намного лучше этой. Поэтому старайтесь не обращать внимания на тех, кто попытается сделать вашу жизнь несчастной. Таких будет много — как в официальной должности, так и самоназначенных.
То, что делают ваши неприятели, приобретает свое значение или важность от того, как вы на это реагируете. Поэтому промчитесь сквозь или мимо них, как если бы они были желтым, а не красным светом. Так вы избавите клетки вашего мозга от бесполезного возбуждения. Переключите канал: вы не можете прекратить вещание этой сети, но в ваших силах по крайней мере уменьшить ее рейтинг

Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды горят над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным,
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
…И, значит, остались только
иллюзия и дорога.
И быть над землей закатам,
и быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.

Иосиф Бродский

Сухое левантинское лицо,
упрятанное оспинками в бачки,
когда он ищет сигарету в пачке,
на безымянном тусклое кольцо
внезапно преломляет двести ватт,
и мой хрусталик вспышки не выносит;
я жмурюсь - и тогда он произносит,
глотая дым при этом, "виноват".

Январь в Крыму. На черноморский брег
зима приходит как бы для забавы:
не в состояньи удержаться снег
на лезвиях и остриях атавы.
Пустуют ресторации. Дымят
ихтиозавры грязные на рейде,
и прелых лавров слышен аромат.
"Налить вам этой мерзости?" "Налейте".

Итак - улыбка, сумерки, графин.
Вдали буфетчик, стискивая руки,
дает круги, как молодой дельфин
вокруг хамсой заполненной фелюги.
Квадрат окна. В горшках - желтофиоль.
Снежинки, проносящиеся мимо...
Остановись, мгновенье! Ты не столь
прекрасно, сколько ты неповторимо.

Иосиф Бродский

Я всегда твердил, что судьба - игра. 
Что зачем нам рыба, раз есть икра. 
Что готический стиль победит, как школа, 
как способность торчать, избежав укола. 
Я сижу у окна. За окном осина. 
Я любил немногих. Однако - сильно. 

Я считал, что лес - только часть полена. 
Что зачем вся дева, если есть колено. 
Что, устав от поднятой веком пыли, 
русский глаз отдохнёт на эстонском шпиле. 
Я сижу у окна. Я помыл посуду. 
Я был счастлив здесь, и уже не буду. 

Я писал, что в лампочке - ужас пола. 
Что любовь, как акт, лишена глагола. 
Что не знал Эвклид, что сходя на конус, 
вещь обретает не ноль, но Хронос. 
Я сижу у окна. Вспоминаю юность. 
Улыбнусь порою, порой отплюнусь. 

Я сказал, что лист разрушает почку. 
И что семя, упавши в дурную почву, 
не даёт побега; что луг с поляной 
есть пример рукоблудья, в Природе данный. 
Я сижу у окна, обхватив колени, 
в обществе собственной грузной тени. 

Моя песня была лишена мотива, 
но зато её хором не спеть. Не диво, 
что в награду мне за такие речи 
своих ног никто не кладёт на плечи. 
Я сижу в темноте; как скорый, 
море гремит за волнистой шторой. 

Гражданин второсортной эпохи, гордо 
признаю я товаром второго сорта 
свои лучшие мысли, и дням грядущим 
я дарю их, как опыт борьбы с удушьем. 
Я сижу в темноте. И она не хуже 
в комнате, чем темнота снаружи. 

Иосиф Бродский

Когда теряет равновесие
твоё сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюёт на человечество
твоё ночное одиночество, -
ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и - кстати - самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.
Но лучше поклоняться данности
с глубокими её могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.

Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими её дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.

Да. Лучше поклоняться данности
с убогими её мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.