Да здравствует — снова! — моё сумасшествие!

— Маяковский! Ваши стихи не греют, не волнуют, не заражают!
— Мои стихи не печка, не море и не чума!

Если ты меня любишь, значит ты со мной, за меня, всегда, везде и при всяких обстоятельствах.

— Бессмертие — не ваш удел!
— Зайдите через тысячу лет. Там поговорим.

Я пишу потому, что я больше не в состоянии об этом думать.

— Маяковский, каким местом вы думаете, что вы поэт революции?
— Местом, диаметрально противоположным тому, где зародился этот вопрос.

Не ругайте меня мерзавцем за то, что редко пишу. Ей-богу же, я, в сущности, очень милый человек.

То, что тебе хоть месяц, хоть день без меня лучше, чем со мной, это удар хороший.

Как ужасно расставаться, если знаешь, что любишь и в расставании сам виноват.

— Вот вы писали, что «среди грузинов я грузин, среди русских я русский», а среди дураков вы кто?
— А среди дураков я впервые!